Закончив перекрестный допрос свидетеля обвинения, Барретт понял, что ничего не добился. Он попытался доказать присяжным, что наивный и беспомощный гражданин оказался жертвой полицейского заговора, что на Бена Фремонта — такого же примерного семьянина и гражданина, как и большинство членов жюри, набросились переодетые полицейские со спрятанным записывающим устройством, а третий сотрудник полиции, специалист по электронике, сидел в машине, не имевшей полицейской символики. Но он не достиг цели и не произвел на присяжных желаемого впечатления, потому что свидетель не годился на роль злодея, которую ему приготовил Барретт. Эубанк с радостью отвечал на любые вопросы по электронике. Он гордился прибором «Фарго Ф-600», как ребенок гордится рождественским подарком, ничего не скрывал, откровенно отвечал на все вопросы и набирал очки. Никто не поверил, что такой добродушный человек мог участвовать в зловещем заговоре.
Возвращаясь на свое место, Барретт успокоил себя тем, что защита, ничего не достигнув, ничего и не потеряла. Эубанк, как и предыдущие свидетели Келлог и Иверсон, был мелкой сошкой. Все они готовили почву для появления главных действующих лиц. Основные события были впереди.
Правда, Барретт сомневался, что Дункан сейчас начнет генеральное сражение. Он посмотрел на часы. Начало пятого. Едва ли обвинение вызовет главного свидетеля в конце дня, потому что перерыв до завтра мог свести на нет впечатление, но стопроцентной уверенности у Майка не было.
— Мистер Дункан, — сказал судья Апшо, — можете вызывать следующего свидетеля.
Элмо Дункан встал, держа в руках «Семь минут», изданные «Сэнфорд-хаус».
— Ваша честь, можно мне обсудить с вами один вопрос?
Апшо кивнул:
— Конечно… Мистер Барретт… Мистер Коэн…
Барретт вместе с судейским стенографистом подошел к судейскому столу, возле которого уже стоял Элмо Дункан. Барретт и Дункан касались друг друга локтями, а судья подался вперед, насколько это было возможно, чтобы присяжные не слышали их разговор.
— Ваша честь, я хотел бы, чтобы в зал внесли вещественное доказательство народа за номером три, книгу Джадвея «Семь минут», только без суперобложки.
— Одну минуту, ваша честь… — запротестовал Майк Барретт.
Натаниэл Апшо поднял руку:
— Мистер Барретт, дайте представителю народа закончить. Мистер Дункан, вы хотите еще что-нибудь добавить?
— Да. Обвинение считает, что книга должна быть приобщена к вещественным доказательствам без обложки, потому что нас интересует содержание самой книги, а не обложки, по которой нельзя судить, о чем книга Джадвея. — Он перевернул книгу и показал белую суперобложку. — Как видите, ваша честь, задняя сторона обложки содержит, кроме краткой биографии автора, ряд цитат из различных периодических изданий. Мы полагаем, что эти цитаты голословны, так как у нас нет возможности вызвать их авторов в суд для допроса. Поэтому обвинение считает, что эти высказывания не могут быть приняты судом.
— Вы закончили? — поинтересовался судья Апшо. — Очень хорошо. А сейчас поправьте меня, если я вас неправильно понял, мистер Дункан. Вы просите суд принять книгу Джадвея «Семь минут» в качестве вещественного доказательства народа за номером три без… суперобложки. Так, кажется, называются эти бумажки. Я прав?
— Да, ваша честь.
Апшо посмотрел на Барретта.
— Теперь ваша очередь, мистер Барретт. У вас имеются возражения на просьбу обвинения?
— Имеются, и очень веские, — ответил Барретт. — Мистер Дункан обвиняет ответчика в распространении якобы непристойной книги. Мы согласны, что мистер Фремонт продал эту книгу сержанту Келлогу. Защита согласилась, что сержант Келлог купил «Семь минут», как положено. Мы не оспариваем того, что книга в том виде, в каком ее держит в руке мистер Дункан, то есть в суперобложке, является предметом купли-продажи. «Семь минут» напечатана и продается издательством в суперобложке. Книга и суперобложка представляют собой единое целое. Книга была отправлена оптовым торговцам в суперобложке, которая входит как неотъемлемая часть в договоры купли-продажи. Мистер Фремонт тоже продавал ее в суперобложке. Сержант Келлог купил ее в суперобложке. Я убежден, что суд должен рассматривать как вещественное доказательство каждую часть «Семи минут». Я нахожу невозможным удаление части купленного товара лишь потому, что она не устраивает обвинение. Мистер Дункан не имеет никакого права изымать из книги то, что невыгодно ему как обвинителю. Неужели суд позволит обвинению вырвать эти страницы?
— Но это же смешно, — хрипло прервал его прокурор. — Защитник знает, что…
— Подождите, мистер Дункан, — остановил его судья. — Дайте мистеру Барретту закончить. Продолжайте, мистер Барретт.
— Что касается вопроса о несущественности цитат на суперобложке, — продолжал Барретт, — то там помещены пять высказываний, сделанных в тридцатые годы. Три взяты из периодических изданий, в которых они появились впервые. Их авторы — неизвестные репортеры. Я очень сожалею, что у нас нет ни времени, ни средств, чтобы найти их и вызвать в суд. Однако мы располагаем фотокопиями публикаций, которые доказывают точность напечатанных на суперобложке цитат. В отношении двух других высказываний, авторами которых являются критики, то один из них давно умер, но второй жив. Это сэр Эсмонд Ингрэм из Англии. Он выступит на суде в качестве свидетеля защиты, и представитель обвинения сможет задать ему вопросы. Теперь о беспристрастности этих цитат. Если вы прочитаете их, ваша честь, то увидите, что они не только защищают «Семь минут». Я считаю, что едва ли выдержка из ватиканской газеты, в которой «Семь минут» названы самой запретной книгой в истории, может быть отнесена в актив защиты. Да и цитата из французской газеты, согласно которой «Семь минут», несмотря на большие художественные достоинства, является самой непристойной книгой в истории, едва ли льет воду на мельницу защиты. Мы согласились, что полицейский купил «Семь минут» в магазине, где она открыто лежала на прилавке, но, если эта книга появится в зале суда как вещественное доказательство, она должна быть представлена полностью, а не частями.