Барретт обосновал свой протест коротко. Суд разбирает один, и только один вопрос, а именно: распространял или не распространял мистер Бен Фремонт из Оуквуда непристойную книгу? Возможно, мотивы, побудившие Джадвея написать «Семь минут», имеют немаловажное значение для ответа на вопрос, является ли книга непристойной или нет, но все остальные разговоры о побуждениях автора — просто слухи. Поэтому такая информация не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу.
Натаниэл Апшо без колебаний поддержал протест Барретта.
— Можете продолжить допрос свидетеля. Только задавайте вопросы, имеющие отношение к делу, мистер Дункан, — сказал он.
После окончания совещания у стола судьи стенографист вернулся на свое место, Барретт — к столу защиты, а недовольный Дункан возобновил допрос Кристиана Леру.
— Мистер Леру, давайте подробнее остановимся на мотивах, которые заставили Джадвея написать «Семь минут». Он сообщил вам, что напишет самую грязную из всех книг. А говорил ли автор когда-нибудь о причинах, по которым хочет создать эту книгу? Не о коммерческих, а каких-либо иных?
— Нет, никогда. У Джадвея была одна муза — кассовый аппарат.
В зале суда послышался смех, несколько присяжных понимающе улыбнулись. На лице Леру появилось довольное выражение. Судье Апшо было не до веселья, и он резко постучал молотком.
— Мистер Леру, — продолжал Дункан, как только в комнате воцарилась тишина, — как продавалась «Семь минут», после того, как вы издали ее в тысяча девятьсот тридцать пятом году?
— Не так хорошо, как я надеялся, — ответил Леру. — Говорят, что издатель Клеланда заработал десять тысяч фунтов. Боюсь, что «Семь минут» принесла мне меньше двадцатой части этой суммы. Сначала я проявлял определенный оптимизм. Первый тираж, пять тысяч экземпляров, разошелся в течение года. Я заказал еще один такой же тираж, но расходился он плохо, и постепенно их совсем перестали покупать. По-моему, это было после того, как Ватикан поместил «Семь минут» в список. Я так и не продал второй тираж полностью.
— «Семь минут» была официально осуждена католической церковью?
— На следующий год после изданий. И не одной католической церковью. Ее также осудили протестанты во всей Европе и в Америке. Правда, в Америке о «Семи минутах» ничего не знали.
— Мистер Леру, не совпала ли смерть Джадвея с запретом книги церковью?
— Не совсем. Книга была запрещена в тысяча девятьсот тридцать шестом году, а Джадвей умер в начале тридцать седьмого года.
— Вам известно, что послужило причиной его смерти?
— Я знаю, что мне сказала Касси Макгро, которая присутствовала при смерти Джадвея. Вы хотите узнать, что явилось причиной? Я…
Барретт тут же заявил протест на основании того, что вопрос не имеет отношения к делу и основывается на слухах.
Судья Апшо быстро поддержал протест.
Окружной прокурор нахмурился, на несколько секунд отвернулся от свидетеля и обвел взглядом зрителей.
Интересно, подумал Барретт, кого Дункан ищет в зале? И тоже оглянулся. С последнего ряда встала некрасивая женщина, которую Барретт немедленно узнал. Оливия Сент-Клер, президент общества борьбы за праведную жизнь, вышла из зала. Неужели ее уход — случайность? Или Дункан подал ей какой-то знак? У Майка появились мрачные предчувствия. Несколько секунд назад судья запретил рассказывать об обстоятельствах, приведших к смерти Джадвея. Уж не собирались ли Дункан и Сент-Клер рассказать о них за стенами суда?
Дункан вновь обратился к свидетелю, и Майк Барретт отвернулся от зрителей.
— Мистер Леру, вы по-прежнему обладаете правами на «Семь минут»?
— Нет. После самоубийства Джадвея я хотел избавиться от них, но не мог найти покупателя. Несколько лет назад в Париж приехал один американец, который слышал о «Семи минутах». Он издавал в Нью-Йорке порнографию и захотел купить права на «Семь минут». Я с удовольствием их продал. Даже не продал, а практически отдал бесплатно и с радостью вычеркнул книгу из своей жизни. С тех пор меня уже не так терзают угрызения совести. Такого рода книги могут испачкать любого, кто дотронется до них, а я не хотел принимать в этом участия.
— Большое спасибо, мистер Леру, — поблагодарил Элмо Дункан и повернулся к судье. — Ваша честь, у обвинения больше нет вопросов к свидетелю.
Когда окружной прокурор с выражением самодовольства на лице вернулся на свое место, Апшо обратился к Барретту:
— Можете приступать к перекрестному допросу свидетеля, мистер Барретт.
— Спасибо, ваша честь. — Майк принялся собирать записи, которые они сделали с Зелкином, и сказал вполголоса: — Эйб, это будет нелегко. Даже не знаю, что из этого получится.
— Попробуй, — кратко ответил Зелкин.
Барретт прошел мимо скамьи присяжных и остановился у свидетельского места. Французский издатель сидел, мирно сложив руки на груди, и спокойно и уверенно ждал. Агаты в запонках ярко сверкали в свете флюоресцентных ламп.
— Мистер Леру, — равнодушным голосом начал Барретт, — давайте вернемся в то время, когда вы получили рукопись Джадвея от Касси Макгро. — Он обратился к своим записям. — Вы сообщили представителю народа, что это было в «конце тысяча девятьсот тридцать четвертого года». Правильно?
— Да, правильно.
— Не могли бы вы быть более точным? Может, вы помните точную дату или хотя бы неделю, когда мисс Макгро принесла рукопись?
— Конечно, помню. Это была последняя неделя ноября тридцать четвертого года. Пятница. Она пришла утром.