— Это невозможно, — заявил Сэнфорд. — Любая задержка для меня так же губительна, как и проигрыш дела. Весь тираж уже разослан. Куда его девать? Владельцы магазинов просто побоятся продавать «Семь минут». Складские помещения для длительного хранения есть далеко не у всех. Большинство владельцев магазинов, скорее всего, запаникуют и вернут «Семь минут». Едва ли нам удастся через год оживить труп. Нет, мы вынуждены идти на риск, каков бы он ни был.
В этот миг подогнали машину Барретта, и, пока грузили багаж, Майк гадал, насколько правдивы причины, которыми Сэнфорд объяснил отказ от борьбы за отсрочку. У него мелькнула мысль, что Сэнфорд, так же как Элмо Дункан, возможно, только рад шумихе вокруг процесса и «Семи минут».
Усевшись за руль, Барретт понял, что часть вины лежит и на нем. Он выполнил просьбу Зелкина и постарался уговорить Сэнфорда потянуть с началом процесса, но сам Майк не очень-то хотел этой задержки, а потому говорил без должного красноречия. Фей действительно уговорила отца месяц не назначать вице-президента. У Барретта еще не угасли надежды на успешное будущее, и он не хотел убивать их своими руками.
Сейчас, по дороге в Лос-Анджелес, в нем проснулась совесть. Он согласился защищать книгу, в которую верил, но, с другой стороны, он не меньше своего клиента, Фила Сэнфорда, виноват в том, что у защиты осталось всего несколько дней на подготовку, а за такое короткое время трудно возвести неприступную крепость. Их положение было не просто рискованным, а очень опасным.
Фил Сэнфорд будто прочитал его мысли и, когда они свернули на шоссе Сан-Диего, высказал свои сомнения вслух:
— Майк, твои разговоры в аэропорту заставили меня немного поволноваться. Ты говорил как пораженец.
— Я кто угодно, только не пораженец, — возразил Барретт. — Я намерен выиграть это дело. Мы все хотим этого. Меня просто беспокоит мысль о вступлении в бой с ружьем, тогда как, имея время, я мог бы вооружиться ракетной установкой.
— Когда вам с Эйбом ни позвонишь, у вас вечно такие голоса, будто вы вооружаетесь тяжелой артиллерией.
— Правильно, правильно, но я просто хочу быть уверенным в том, что пушки достаточно мощны и надежны. Не буду терять времени и, пожалуй, введу тебя в курс дела.
Барретт принялся называть имена уже выбранных свидетелей защиты. За «Семь минут» согласился вступиться сэр Эсмонд Ингрэм, пожилой и уважаемый профессор из Оксфорда, который давным-давно назвал «Семь минут» одним из «самых честных и заслуживающих внимания произведений в современной западной литературе». Это высказывание «Сэнфорд-хаус» использовало при рекламировании книги.
Сейчас сэр Эсмонд ушел на покой. Он трижды женился на англичанках вдвое моложе себя. А сейчас, после трех разводов, отдавал все силы и энергию разным фондам, созданию всемирного языка и крестовому походу в защиту вегетарианства. Он дважды недолго сидел в тюрьме за то, что лежал перед домом номер десять на Даунинг-стрит, протестуя против гонки ядерных вооружений. Из-за растущей эксцентричности сэра Эсмонда Барретт порой даже сомневался, не повредит ли «Семи минутам» его поддержка, но Зелкин считал, что американцы поймут пожилого англичанина и его чудачества, что английский акцент, по его мнению, подействует на публику и присяжных устрашающе. К тому же, черт побери, кто еще из известных людей когда-нибудь хвалил «Семь минут»?
Сэра Эсмонда нашли в коттедже в Сассексе, и он с воодушевлением согласился выступить на стороне защиты (хотя у Барретта возникли подозрения, что английский профессор перепутал «Семь минут» с «Любовником леди Чаттерлей»), Да, он с радостью станет в один строй с борцами против «поджигателей книг», если защите удастся убедить американские иммиграционные власти, что он не анархист. Зелкину удалось убедить власти в благонадежности профессора, и сэр Эсмонд Ингрэм должен был стать одним из главных свидетелей защиты.
Барретт уверил Филиппа Сэнфорда, что у них есть и другие свидетели. Гай Коллинз, известный сторонник натуралистического направления в литературе, часто писал о громадном впечатлении, которое произвела на него книга Джадвея, и согласился выступить свидетелем защиты. Сейчас они пытаются уговорить двух-трех литературных критиков, которые были в восторге от «Семи минут». Окружной прокурор, несомненно, постарается доказать с помощью Джерри Гриффита и других свидетелей, что книги, подобные «Семи минутам», толкают американскую молодежь на преступления и угрожают безопасности общества, поэтому Барретт и Зелкин искали свидетелей, чьи показания расстроили бы замысел обвинителя. Они уговорили выступить свидетелем доктора Йейла Файнгуда, специалиста по юношеской преступности, и доктора Рольфа Ладергрена, шведского сексолога, чьи работы принесли ему всемирную известность и сделали его почетным профессором Риэрдон-колледжа в Висконсине. И Ладергрен, и Файнгуд считали, что в молодежной преступности виноваты вовсе не грязные книги и фильмы, и их согласие выступить на стороне защиты вселяло добрые надежды.
— Только, пожалуйста, не обманывайся на счет главного обвиняемого, — сказал Барретт, сворачивая на бульвар Сансет. — Истинным обвиняемым в этом деле будет не Бен Фремонт, а Дж Дж Джадвей. В каждом крупном процессе подобного рода основной вопрос — вопрос о побуждениях и целях автора, что, в свою очередь, ведет к проблеме общественной значимости. Это тонкий лед, и мы должны заранее решить, ступать на него или отправиться в обход. У нас есть выбор, так же как и у окружного прокурора. Каждая сторона должна выработать план действий до начала перестрелки.