— Могу себе представить.
— Серьезно. — Квондт вытер слюну и крикнул: — Да где же, черт возьми, эти проклятые дамы? Ну, слава богу, идут. Сейчас увидите, что я имел в виду, когда говорил, что мои картины лучше, чем у конкурентов, Барретт. Некоторые из них, чтобы поменьше платить, снимают старых кошелок с физиономиями, которые могли бы остановить часы, с отвислыми сиськами и задницами и варикозными венами. У Нормана С. Квондта свое представление о женщинах. Мне подавай красоток, чтобы у них было и лицо, и тело. Знаете, как я отбираю актрис? С помощью того, что ниже пояса. Если я вижу хорошо упакованную крошку и чувствую между ног шевеление, тогда я знаю, что все зрители почувствуют то же самое. Большинство моих девочек хотят стать классными моделями или профессиональными актрисами. Они почти все молоденькие, максимум лет двадцать с небольшим, только что закончили школу или колледж, и очень чистенькие и невинные. Так и хочется съесть. — Он хрипло захихикал. — Иногда я ем их.
Барретт промолчал. Возникшее сразу неприятное впечатление от продюсера еще более усугубилось.
— Видите этих двух дам? — продолжал Квондт. — Каждой плачу в день по сто двадцать пять долларов. Покажите мне хоть одну бабу, которая зарабатывает столько за то, что просто шесть часов в день раздевается. — Он сложил руки ковшиком и заревел: — Нэнси! Линда! Ваши места отмечены мелом. Линда, как войдешь, стой на месте! Давай, Сэм, поехали!
Барретт посмотрел на площадку. Высокая перезрелая девица в короткой прозрачной ночной сорочке, со взъерошенными черными волосами и высокомерным лицом вышла на сцену, остановилась перед трельяжем и лениво потянулась. Через несколько секунд в спальне появилась маленькая пухленькая блондинка, моложе и пышнее первой дамы, в традиционном наряде французских горничных — короткой юбочке, в каких выступают танцовщицы. Она якобы принесла картонку из магазина. Хозяйка, стоя перед зеркалом, велела горничной положить подушку на кровать и помочь ей одеться. Блондинка положила коробку на кровать и торопливо вышла из кадра, потом вернулась с теннисной ракеткой и одеждой. Брюнетка лениво подняла сорочку и медленно, очень медленно стянула ее через голову.
Рядом жужжала камера. Голая героиня стала к ней вполоборота и потрогала свои крошечные твердые груди. Она что-то сказала горничной, и та протянула теннисные шорты. Надев их, брюнетка взяла у блондинки ракетку, несколько раз ею взмахнула, подошла ближе к камере и, по-прежнему с обнаженной грудью, начала отрабатывать подачу и удары. Наконец брюнетка положила ракетку, натянула короткую майку, приказала служанке распаковать покупки и торопливо вышла.
Пышная горничная дождалась ухода хозяйки, быстро подошла к кровати и открыла коробку. Она с восхищением рассматривала три пары трусиков-бикини. Потом с неохотой положила их на кровать и включила пылесос. Почистила ковер, выключила и нагнулась за мешком с пылью. При этом короткая юбочка задралась и обнажила розовые ягодицы.
Квондт оглянулся и подмигнул. Барретт тускло улыбнулся в ответ.
Съемки продолжались. Блондинку-горничную манили недавние покупки мадам. Она приложила к себе трусики, потом вдруг решила примерить. Быстро расстегнула «молнию», сбросила одежду на пол. Переступила через нее и несколько секунд стояла в чем мать родила, ловко прикрывая одной рукой выбритый низ. Повернувшись боком к камере, девушка надела трусики и, подражая хозяйке, принялась крутиться перед зеркалом и разгуливать по комнате, а камера то приближалась, то удалялась. Черный шелк бикини оттенял белые, похожие на огромные подпрыгивающие шары груди. Во время этой пантомимы в спальне появился хозяин дома с намыленным лицом и кисточкой в руке. Он думал застать тут жену, а вместо этого попал на спектакль. Мужчина подался назад, потом ухмыльнулся. Танцуя, служанка внезапно очутилась лицом к лицу с ним. Ее руки метнулись к открытому рту, потом к трусикам, а груди при этом колыхались. Она в испуге бросилась к пылесосу, схватила его одной рукой, а другой стащила трусики и натянула одежду.
— Снято! — закричал Квондт. — Хорошая работа. Четыре балла по шкале непристойностей в критических статьях обеспечено. Продолжим после пятиминутного перерыва. Я скоро вернусь. — Он схватил Барретта за руку. — Пойдемте на солнце.
Они вышли из гаража, и Квондт показал на ржавый эмалированный столик и несколько парусиновых стульев, стоявших между апельсиновыми деревьями.
— Неплохо, правда? — поинтересовался продюсер, когда они уселись.
— Все зависит от вкусов, — ответил Барретт, надел очки и достал трубку.
— Что вы хотите узнать? — Квондт выбросил окурок и вытащил новую сигарету. — Как я достал «Семь минут»?
— В основном да. Я уже слышал версию Филиппа Сэнфорда.
— Какого Филиппа Сэнфорда, черт побери?
— Это издатель. Вы продали ему права на книгу, которую я защищаю в…
— Ах да, да, вспомнил. Мальчик из колледжа со всякими штучками-дрючками.
— Он сейчас возглавляет «Сэнфорд-хаус».
— Скажите пожалуйста! — хмыкнул Норман Квондт, жуя сигару. — Дай-ка вспомнить. Ага. У меня неплохо шли дела с книжками в бумажных обложках. Я никогда не был на родине и поэтому решил смотаться туда на месячишко. Побродить, осмотреться, но я не имею в виду Эйфелеву башню и все такое, мой друг. Я хотел сам поглядеть эти французские и итальянские фильмы, о которых так много говорят. — Он ухмыльнулся, вытащил изо рта сигару и вытер слюну. — Вы не узнаете, какая погода в Париже, пока не дадите в рот какой-нибудь девке. Эти французские цыпочки те еще штучки. Да, так о чем я рассказывал?