— Мистер, мне стыдно, но я ни разу даже не прочитал их. Только убедился, что внизу стоит его подпись: «Искренне Ваш, Дж Дж Джадвей». Когда я получил их от Леру, у меня уже были трения с законом. Поэтому я так и не издал книгу Джадвея. Я и без нее по уши залез в дерьмо. Сначала был занят процессом в федеральном суде, потом апелляцией в Верховном, а после нужно было придумывать новый способ зарабатывать на жизнь. Когда пришли письма, я уже потерял к ним интерес и отложил в сторону. Несколько недель назад нашел их, чтобы отправить в Нью-Йорк, и перед тем, как писать сопроводиловку, решил еще раз проверить подписи. Я не стал читать письма, потому что был очень занят. Просто проверил подписи, пересчитал страницы и написал торговцу автографами. Так что я ничего не знаю. Почему у вас такой вид, словно настал конец света? Они для вас важны?
— Мистер Квондт, я вам даже передать не могу, как они важны. Леру прилетел в Лос-Анджелес, чтобы выступить в суде и подтвердить, что «Семь минут» — самая обычная крутая порнография, написанная с единственной целью заработать деньги. Другими словами, Джадвей якобы написал грязь ради грязи. Эти письма могли бы опровергнуть свидетельство Леру. Я уверен в этом. Они могли бы очень помочь защите, мистер Квондт.
— Вы имеете в виду процесс против этой скотины Дункана?
— Да.
— Вот черт! — выругался Норман Квондт и ударил кулаком по другой руке. — И зачем я только продал их? С вас бы я мог содрать вдвое больше.
— Конечно, могли бы, — кивнул Барретт. — Послушайте, вы сказали, что продали их известному торговцу автографами из Нью-Йорка? А для чего они ему нужны, если не для выгодной перепродажи? Конечно. Если он еще не продал их, — они у него всего десять дней, — тогда я могу их купить. Как его зовут?
— Этого торговца автографами?
— Да.
Квондт потер костяшками пальцев лицо и покачал головой:
— Как же его зовут? Черт побери, совсем вылетело из головы… Одну секунду. Что-то должно остаться наверху. Или объявление, которое я вырезал из газеты, или копия письма, которое я ему послал. Наверху в кабинете у меня хранится архив. Пойдемте, я попробую что-нибудь найти.
Они пересекли двор, вошли в жилое здание, вернулись в холл и поднялись на второй этаж.
Остановившись перед закрытой дверью, Квондт бросил через плечо:
— Кабинет здесь.
Он открыл дверь и вошел. Барретт последовал за ним. Он вытаращил глаза от изумления и лишился дара речи.
На бежевом диване у дальней стены извивалась в экстазе голая двадцатилетняя нимфа с тициановскими локонами, огромной грудью, алыми сосками, с пышным телом и длинными ногами. Одна рука была засунута между ног и, несомненно, гладила клитор. Ее глаза были закрыты, на лице застыло блаженное выражение.
В этот миг появилась другая девушка, в белой блузе и короткой плиссированной юбке. У нее были аккуратно собранные в пучок волосы, очки в роговой оправе, в руках она держала карандаш и блокнот. Проходя мимо дивана, она изумленно остановилась и выронила их. Потом нагнулась, чтобы поднять, не сводя взгляда с дивана, но тут же забыла про карандаш и блокнот. Она медленно сняла очки, подползла к дивану и прижалась губами к алым соскам голой девушки. Та открыла глаза, перестала мастурбировать и пылко обняла подругу.
— Черт побери! — прошептал Квондт. — Я и забыл, что сегодня в кабинете съемки.
Только сейчас Барретт отвернулся от дивана и увидел справа от себя камеру на треножке. Толстый мужчина средних лет припал к видоискателю. Рядом с ним стоял мощный юпитер. В кабинете горел и верхний свет.
— Вы и так, наверное, догадались, — проворчал Норман С. Квондт, бросив на Барретта косой взгляд. — Порнофильмы — моя вторая профессия, которую я стараюсь не афишировать.
Барретт молча кивнул.
— Мы снимаем по одному немому четырехсотфутовому фильму в день, и они чертовски хороши, — как бы оправдываясь, сообщил Квондт. — У нас отборные клиенты: патриотические организации, союзы ветеранов, даже университеты… всем требуются хорошие фильмы, и мы делаем их. — Он нахмурился и посмотрел на Барретта, стараясь угадать реакцию, но Барретт знал, что на лице его застыла непроницаемая маска. — Для этого решили использовать мой кабинет. Вон там, за столом секретарши, шкаф с папками, но лучше дождаться конца съемок. — Он шагнул вперед. — Я сейчас выясню, долго ли будут снимать эту сцену.
Барретт снова посмотрел на диван.
Голая девушка уже расстегнула пуговицы на накрахмаленной блузке секретарши. Стоя на коленях, та сбросила ее с себя, потом встала, расстегнула «молнию» на юбке и избавилась от нее. Быстро освободилась от лифчика, сбросила туфли на высоком каблуке, сняла пояс с чулками и прозрачные трусики. Она сделала соблазнительный пируэт перед тициановской мадонной и камерой, одновременно распустив волосы, которые каскадом упали на плечи, как бы символизируя освобождение. Грушеподобные груди и большие ягодицы запрыгали. Она обошла диван и игриво покрыла рукой темный бугорок Венеры. Сделав еще один оборот, секретарша посмотрела на камеру, и оператор показал рукой на диван. Девушка едва заметно кивнула, мигом очутилась на диване и принялась горячо целовать высокую грудь напарницы и ее дрожащий живот.
Девушка с тициановскими волосами взяла голову подруги и направила вниз, зажмурив глаза и хрипло дыша. Барретту стало интересно, играет она или действительно так сильно возбуждена? Он решил, что такие женщины вообще не могут играть и что все происходит по-настоящему. Что же тогда это за женщины, если занимаются такими вещами перед камерой?