— Я бы на вашем месте не стал этого делать. Это было бы крайне неосмотрительно.
— Мне все равно. Они мне нужны немедленно. Можете назвать цену?
— Ну, у меня не было времени оценить их…
— Назовите цену, и не бойтесь завысить ее.
— Гмм… очень трудно, мистер Барретт. Это первые письма Джадвея, которые, по моим сведениям, появились на рынке. Никаких аукционов по его документам еще не проводилось.
— Но вы уже приблизительно должны знать цену, мистер Адамс, — настаивал Барретт, стараясь сдержать нетерпение. — Назовите устраивающую вас цену.
После недолгого молчания он вновь услышал голос торговца автографами:
— Мы продали за пятьдесят долларов письмо Синклера Льюиса и однажды за двести пятьдесят — письмо Уолта Уитмена. Джадвей не относится к таким знаменитостям, но, с другой стороны, по нему еще ничего нет, а шум из-за его книги может заставить некоторых коллекционеров в один прекрасный день гоняться за ними. Мне думается, что, если Джадвей станет знаменитым, эти письма могут потянуть, скажем, на восемьсот долларов.
— Договорились, — мгновенно согласился Майк Барретт.
На другом конце провода опять воцарилось молчание, потом Олин Адамс смущенно произнес:
— Я… вы… вы хотите сказать?..
— Я говорю, что покупаю все письма Джадвея за восемьсот долларов. Вас устраивает эта цена?
— Ну… да, сэр, если вы считаете, что она устраивает вас.
— Устраивает.
— Очень хорошо, мистер Барретт. Превосходно. Считайте, что они ваши. Если вы вышлете мне чек на восемьсот долларов, я пришлю вам письма авиапочтой.
— Нет, они мне нужны немедленно, мистер Адамс. Вечером я вылетаю в Нью-Йорк. Во сколько вы открываетесь?
— В девять.
— Я буду в вашем магазине между девятью и десятью часами. Заплачу наличными. Постарайтесь, чтобы письма были готовы к моему приходу.
Барретт положил трубку и улыбнулся Зелкину.
— Хорошая работа, — похвалил Эйб и потер руки. — Кажется, у нас кое-что есть. Джадвей подаст голос из могилы и, надеюсь, опровергнет Леру. Изабель Воглер опровергнет свидетельские показания Джерри Гриффита. По-моему, дела пошли.
— Ты мне кое о чем напомнил, Эйб. Позвони миссис Воглер и передай, что я улетаю в Нью-Йорк и свяжусь с ней, когда вернусь. Я обязательно повидаюсь с ней завтра. Пусть сидит и ждет моего возвращения.
— Хорошо.
Опять позвонила Донна:
— Сначала о Нью-Йорке, мистер Барретт. Есть свободные места на восьмичасовой и девятичасовой рейсы, но вы прилетите в Кеннеди поздно.
— Не хочу рисковать. Закажите билет на восьмичасовой. И позвоните в «Плазу». Мне нужен на сутки одноместной номер.
— И еще, мистер Барретт. Пока вы разговаривали с мистером Адамсом, позвонила мисс Осборн. У нее очень важное дело, и она попросила вас немедленно перезвонить.
— Важное дело? Хорошо, соедините меня тотчас же. — Он посмотрел на Зелкина. — Я должен поговорить с Фей. Что-то очень важное. Что бы это могло значить?
— Я пошел к себе и позвоню миссис Воглер. Загляни перед уходом.
Он сразу уловил напряжение в голосе Фей.
— Майк, я знаю, что ты отказался встречаться вечером из-за работы, но нам необходимо увидеться. Это чрезвычайно важно.
— Фей, извини, сейчас у меня не только работа в Лос-Анджелесе… В восемь я улетаю в Нью-Йорк, но завтра вернусь.
— Майк, это не может ждать. Я должна поговорить с тобой сегодня же вечером.
— Но я же тебе сказал… — Он замолчал. — Давай поговорим сейчас. Что случилось?
— Нет, сейчас я не могу с тобой говорить.
— Тогда по дороге в аэропорт. Ты можешь отвезти меня.
— Нет, Майк. Для разговора нужно тихое место, и я не знаю, насколько он затянется. Может, нам потребуется пара часов. — Потом Фей многозначительно добавила: — Майк, это касается твоего и нашего будущего.
Услышав эти слова, Майк Барретт встревожился.
— Ну, если так, знаешь, что я тебе скажу? Донна попытается забронировать мне место на полуночный рейс. Посплю в самолете. Давай встретимся в полдевятого или девять.
— Мне обязательно сначала нужно поговорить с отцом. Давай в девять. Где?
— В «Сенчури плаза». Там внизу веселенький бар «Гранада». Идет?
— Я буду ровно в девять, — согласилась Фей и положила трубку.
Барретт задумался.
Фей сказала: «Это касается твоего и нашего будущего, — потом добавила: — Я сначала должна поговорить с отцом».
Очень загадочно и немного тревожно.
Через несколько минут он позвонил Донне и попросил поменять билет на двенадцатичасовой рейс. Тревога так и не прошла.
Барретт занял столик в глубине бара «Гранада». Перед ним стоял стакан виски со льдом, к которому он еще не притрагивался. Бар отеля был наполовину заполнен, но Барретт не обращал внимания на несмолкающие разговоры туристов и разъездных торговцев. Он готовился к встрече с Олином Адамсом в Нью-Йорке. Сумка с вещами лежала в машине, а восемьсот долларов в стодолларовых купюрах в конверте в кармане пиджака вместе с бумажником. Он не был готов к разговору с Фей Осборн. В конце концов Майк пришел к выводу, что она решила задержать его вылет по какой-нибудь мелкой личной причине, и чувствовал легкое раздражение.
К тому же она опаздывала, и он сидел как на иголках.
Прождав пятнадцать минут, Майк Барретт взял стакан с виски и тут увидел Фей в светло-бежевом плаще. Она искала его среди посетителей у длинной стойки. Он привстал и помахал ей. Фей заметила и быстро направилась к его столику. Майк встал.
— Дорогой, — сказала девушка и подставила щеку для поцелуя.