Семь минут - Страница 137

137

— Но как специалист по непристойной литературе?

— Хорошо, как специалист.

— Я прочитаю вам два отрывка из популярной книги и хочу услышать ваше мнение о них. Первый отрывок: «Я обнаружила его руку у себя на груди и до смерти перепугалась. Я глубоко вздохнула, закричала и упала без чувств». Теперь второй отрывок. «Но он поцеловал меня с пугающей пылкостью, потом его голос обрушился на меня, как удар грома. „Итак… — сказал он, — пришел час расплаты, о котором я говорил“. Я закричала, как никто никогда не кричал, но некому было мне помочь. Обе мои руки были связаны, и я воскликнула: „Ни одна живая душа не испытала таких мучений, как я. О злодей!.. Господи, о Господи! Хоть в этот раз избавь меня от этих мук!“»

— И Господь Бог избавил ее, мистер Барретт?

— Да, избавил… Отец Сарфатти, считаете ли вы эти отрывки непристойными?

— Я считаю их незрелыми и провоцирующими, но не считаю в свете морали сегодняшнего дня непристойными. Однако святая инквизиция посчитала их непристойными в тысяча семьсот пятьдесят пятом году, когда поместила их вместе с остальным содержанием книги Сэмюэля Ричардсона «Памела» в список. Мне жаль испортить вам шутку, мистер Барретт, но я не стану обсуждать мудрость решения инквизиции осудить «Памелу» в тысяча семьсот пятьдесят пятом году, так же как и запрет «Семи минут» в тысяча девятьсот тридцать седьмом. Современная тенденция к всепозволяющей аморальности может опорочить все старые суждения, но если бы в этом вопросе проявлялась большая осторожность, мораль современного общества могла бы быть выше.

— Хотите ли вы этим сказать, святой отец, что цензоры списка непогрешимы и никогда не допускают ошибок?

Дункан с другого конца комнаты заявил протест. Защита пытается спорить. Протест принят.

Барретт попытался перефразировать вопрос.

— Отец Сарфатти, признавались ли цензоры, составляющие список, когда-нибудь в совершении ошибок?

— Конечно, ошибки совершались, — спокойно ответил отец Сарфатти. — Когда члены святой инквизиции обнаруживали, что ошибались в отношении какой-нибудь книги, они никогда не забывали исправить ошибку. В список были включены труды Галилея. Когда позже была доказана ошибочность этого решения, наши цензоры отменили запрет на его работы. Но я не могу заставить себя поверить, что церковь когда-нибудь снимет запрет с «Семи минут».

В полном отчаянии Барретт уже подумывал, чтобы отпустить свидетеля, но решил все же предпринять последнюю попытку. Третий момент в перекрестном допросе. Встреча с Дж Дж Джадвеем в Венеции.

— Святой отец, ранее вы заявили, что ватиканский эмиссар лично встретился в Венеции с Джадвеем и попытался уговорить его отречься от книги. В ваших документах сказано, где конкретно произошла эта встреча?

— Во Дворце дожей, в Зале совета десяти.

— Сколько она продлилась?

— Пятнадцать минут.

— Джадвей в своем заявлении объяснил как-нибудь отказ отречься от «Семи минут»?

— Нет.

— Мистер Леру показал, что это был мрачный период в жизни Джадвея, всего за несколько месяцев до самоубийства, когда он якобы испытывал угрызения совести от того, что написал «Семь минут». Вы не находите, что если мистер Леру прав, то на месте Джадвея было бы естественнее отречься от книги и покаяться?

— Я не обладаю информацией о том, что было для него в то время естественным, а что — неестественным. Я могу только еще раз повторить, что он проявил упрямство и отказался покаяться.

— В отчете о встрече имеется хоть какое-нибудь описание Джадвея?

— Нет.

Барретт заколебался. Ему хотелось закрыть этот вопрос, но все же он не смог удержаться, чтобы не задать еще один вопрос.

— Отец Сарфатти, не написано ли в вашем архивном документе, был ли Джадвей пьян на той встрече?

— Там не написано, что он был пьян… С другой стороны, сэр, там и не говорится, что он был трезв.

Барретт улыбнулся. Туше. Он заслужил это. Напросился и получил. Он нарушил золотое правило перекрестного допроса: никогда не задавать важного вопроса, если не знаешь, какой на него получишь ответ. Барретт отпустил свидетеля кивком головы:

— Спасибо, святой отец. Защита закончила, ваша честь.

Вслед за итальянским священником окружной прокурор Элмо Дункан пригласил известного критика из Англии, который только что прилетел из Лондона. Он выступил в качестве специалиста, чтобы показать, что книга Джадвея является непристойной. От Иэна Ашкрофта несло одеколоном «Зизани де Фрагонар». Это был тщедушный, смешной и очаровательный мужчина из той породы людей, которые всегда оказываются лучше вас. Последнее слово всегда остается за ними, и оно жалит, как укус скорпиона. С такими людьми Барретт никогда не мог поддерживать светскую беседу. Еще опаснее Ашкрофт мог оказаться в зале суда. Поэтому Барретт решил ограничить перекрестный допрос всего несколькими минутами.

В 1935 году Ашкрофт работал в огромном лондонском литературном агентстве и продавал права и лицензии. Ему представилась возможность продать права на издание «Семи минут» за рубежом. Дункан поинтересовался его успехами. Успехи были неважные, даже плачевные, признался Ашкрофт. Он разослал экземпляры книги Джадвея агентам и издателям в Великобритании, Голландии, Скандинавии, Германии, Франции, Италии, Испании, Португалии. Лишь один немец проявил интерес («здесь мораль нарушается чаще, чем в Гамбурге и Франкфурте»), но в конце концов и он отказался. «Семь минут» нигде не вызвала интереса и была отвергнута всеми иностранными издателями.

137