— Достаточно. Я уверен, что вы хотите перейти к делу. Чем могу служить, мистер Барретт?
Барретт вытащил трубку изо рта, выбил золу в пепельницу и ответил:
— Вы можете оказать мне услугу?
— Какую угодно. Конечно, в пределах разумного.
— Я пришел не по поручению Уилларда Осборна, а по просьбе одного клиента из Нью-Йорка, моего старого друга Филиппа Сэнфорда, президента издательства «Сэнфорд-хаус» и издателя «Семи минут», книги…
— Знаю. Дело Бена Фремонта.
— Точно. — Барретт посмотрел на привлекательного блондина, сидящего напротив за столом. — Мистер Дункан, можно спросить: вы читали книгу?
— Если честно, нет.
Барретт кивнул.
— Я тоже. Но несколько видных критиков и ученых прочитали ее задолго до появления в Соединенных Штатах и считают настоящей литературой, а не крутой порнографией, которую издал в коммерческих целях и выбросил на прилавки аптек и книжных магазинов какой-нибудь подпольный грязный издатель из Реседы или Ван-Найса. Ее написал легендарный в тридцатых годах человек. Это труд всей его жизни. Книгу выпустило одно из самых уважаемых издательств. Небольшое утреннее недоразумение обеспокоило моего клиента и может нанести ему немалый финансовый урон. Поэтому я решил прийти к вам и…
— Сейчас посмотрим, — прервал его Элмо Дункан, поднимая гору папок на столе, — в чем там дело. — Он принялся разглядывать надписи на обложках. — Вот. «Фремонт, Бен. Статья 311».
Он вытащил нужную папку и отодвинул остальные в сторону. Перед тем как открыть ее, Дункан сказал:
— Надеюсь, вы понимаете, что мы не производили подобных арестов без тщательной проверки. После жалобы Родригес с Питом Лукасом, специалистом по порнографии и хорошим адвокатом, прочитали эту книгу. Сейчас поглядим. — Он открыл папку и начал просматривать страницы.
Барретт вновь молча набил трубку, раскурил и принялся ждать.
Пролистав содержимое папки, Дункан положил ее на стол и потер подбородок.
— То, что я вам сейчас скажу, разумеется, должно остаться между нами. Миссис Оливия Сент-Клер, президент оуквудского филиала ОБЗПЖ, подала жалобу. Пит Лукас и затем Виктор Родригес, как я уже сказал, прочитали «Семь минут», и оба в один голос утверждают, что это чистейшей воды порнография. Весь вопрос в том, считать ли ее непристойной по современным меркам, принятым в обществе.
— Раз уж ваши помощники прочли книгу, именно к этому я и хотел привлечь ваше внимание, — быстро произнес Барретт. — Когда-то, во времена Флобера, «Мадам Бовари» считалась непристойной книгой. Сегодня же в ней видят трогательную и печальную историю о неверной жене. Недавно я прочитал анонимные мемуары джентльмена, жившего в эпоху королевы Виктории. Они называются «Моя тайная жизнь». В них автор просто и подробно описывает, как он «трахал» — это его выражение — тысячу двести женщин восьмидесяти национальностей из двадцати семи стран. Единственная национальность, которую он обошел вниманием, по-моему, были лапландки.
Дункан заерзал на стуле и натянуто рассмеялся.
— В прошлом веке, — продолжил Барретт, — он не смог их опубликовать. В наши же дни они стали бестселлером, и не думаю, что волосы на голове какого-нибудь читателя станут дыбом или поседеют. Почему? Да потому, что мы живем в другом веке и играем в новую игру по новым правилам. А коли так, почему не писать о сексе открыто, так же, как люди занимаются им? По-моему, Анатоль Франс однажды сказал: «Из всех половых извращений самым необъяснимым и странным является целомудрие».
Дункан едва заметно улыбнулся, но ничего не сказал. Он ждал.
Барретт решил развить успех.
— Не думаю, что открытость в вопросах секса причинит кому-нибудь в нашей стране вред. Доктор Стивен Маркус написал об этой новомодной вседозволенности так: «Для меня она не служит признаком деградации или старения общества. На мой взгляд, мы не становимся более распущенными. Просто это свидетельство тому, что порнография потеряла свою былую опасность, лишилась прежней силы». Я полностью согласен с этой мыслью.
Окружной прокурор пошевелился.
— В ваших словах немало правды, но я не могу полностью согласиться с ними. Может, какая-то часть порнографии и потеряла былую опасность, но, боюсь, далеко не вся. Мы могли бы спорить по этому сложному вопросу очень долго.
— Простите, я увлекся, — извинился Барретт. — Меня понесло. Я собирался говорить только о книге Джадвея. Согласен, в тридцатые, сороковые, даже пятидесятые годы ее можно было считать непристойной, но сегодня… Мистер Дункан, когда вы в последний раз ходили в кино? Наверняка вы видели на экране не только простой акт совокупления, но и женскую мастурбацию, гомосексуализм и все, что угодно. Я хочу сказать, что сегодня для среднего человека, который разделяет моральные стандарты современного общества, книга Джадвея не более и не менее откровенна, чем другие подобные вещи, не считающиеся произведениями искусства. Что же тогда послужило причиной ареста мистера Фремонта?
— Да, да, арест Бена Фремонта — спорный вопрос. Мои люди в конце концов решили арестовать Фремонта по двум причинам. Большая группа так называемых «средних» женщин, разделяющих, как вы сказали, моральные стандарты современного общества, подала протест в прокуратуру. Они утверждают, что данная книга переходит все допустимые границы…
— Вы считаете женщин, которые входят в общество борьбы за праведную жизнь, «средними»? — недовольно поинтересовался Барретт.
— Конечно, — удивленно ответил Дункан. — Они ничем не отличаются от остальных женщин: так же выходят замуж, рожают детей, занимаются хозяйством, стряпают, развлекаются, читают книги. Конечно, они самые настоящие средние люди.