И все же Барретт не мог позволить себе сдаться. Сэнфорд заявил, что защита Фремонта и «Семи минут» будет возвратом долга не только их дружбе, но и самому Барретту. Под словом «защита» подразумевалось, что он должен учинить добрую драчку. Или, что вероятнее всего, поддержать загнанного в угол друга. Все высокие слова о долге и дружбе были просто-напросто казуистикой, призванной хоть как-то смягчить прямую просьбу. Барретт прекрасно сознавал долг перед собой. Он должен принадлежать самому себе, раз и навсегда избавиться от вины и забыть о процентах по оплаченным долгам. Его долг перед собой сейчас заключается в том, чтобы отказать Сэнфорду, как вчера он отказал Зелкину, и отправиться к Уилларду Осборну II. Он не мог позволить себе рисковать таким щедрым посулом. В то же время он не мог, по крайней мере сейчас, оттолкнуть друга.
— Майк, ты меня слышишь? — спросил Сэнфорд.
— Слышу. Просто я задумался.
— Майк, ты не можешь бросить меня в беде. — В голосе Филиппа Сэнфорда послышалась обида. — Ты мне нужен.
— Ты загнал меня в угол, Фил. Что же мне делать? Я попытаюсь вечером убедить Осборна дать мне отсрочку. Скажу, что принимаю его предложение стать вице-президентом, но мне нужно время. Я расскажу о тебе и нашей дружбе, о том, как много этот процесс значит для тебя. А потом останется только надеяться на лучшее. Но, Фил, я хочу сказать тебе одну вещь. Если он откажется предоставить мне отсрочку, я приму его предложение. Тогда я попытаюсь подыскать тебе здесь адвоката. Я знаю, ты поймешь меня, если это будет кто-то другой.
— Я пойму только одно. — Сэнфорд уже просто капризничал. — Что дружба — главнее всего на свете. Если бы ты попал в беду и нуждался в моей помощи, я бы не стал раздумывать. Я бы на все пошел, чтобы помочь тебе.
Эти слова задели Барретта, и он сказал, стараясь скрыть раздражение:
— Ты прекрасно знаешь, что я готов пойти на все, чтобы помочь тебе, конечно, в разумных пределах. Я пообещал попробовать, и я попробую сегодня вечером. Единственное, чего я не могу сделать, если до этого дойдет, так это собственными руками разрушить свое будущее. Если ты этого не понимаешь, Фил, мне жаль.
— Я буду ждать твоего звонка, — сказал Фил и дал отбой.
Барретт сердито повесил трубку. Он хотел немедленно выйти из телефонной будки, но надо было сделать еще одно дело.
Бросив в автомат очередную монету, он набрал номер окружного прокурора. Очевидно, звонка ждали, поэтому Майка почти тотчас соединили с Элмо Дунканом.
Барретт сообщил прокурору, что обсудил дело со своим нью-йоркским клиентом и они решили не признавать себя виновными. Сейчас он собирался отправиться в Оуквуд и проинформировать об этом Фремонта.
— Мы не признаем себя виновными, — закончил разговор Майк Барретт.
— Не признаем… — промурлыкал Дункан, будто исполнял веселую рождественскую песню. — Хорошо, очень хорошо… До встречи в суде.
Барретт хотел ответить, что прокурор, скорее всего, увидит в суде не его, а кого-нибудь другого, но лишь эхом откликнулся:
— До встречи в суде.
Выходя из будки, он едва ли не надеялся, что Уиллард Осборн откажет в отсрочке. Старик понимал, что зал судебных заседаний станет для Майка не полем битвы, а кладбищем.
Он и так всю жизнь избегал засад и не мог позволить себе потерпеть поражение сродни тому, какое потерпел генерал Кастор от индейцев при Литтл-Бигхорн.
Ужин у Осборнов начался раньше обычного, потому что Барретт с Фей должны были ехать в музыкальный центр смотреть «Спящую красавицу» в исполнении труппы Большого театра.
К ужину накрыли в очень милой столовой в сельском стиле. Над головой — неструганые деревянные балки, пол выложен шестиугольными плитками. Еда, как всегда, была великолепной. Когда со стола, накрытого рыжевато-коричневой мексиканской скатертью с ручной вышивкой, убрали посуду, в самом центре остался только старинный железный подсвечник. Слуга принес открытую коробку с сигарами. Уиллард Осборн взял одну, но Барретт отказался, показав на трубку, которую начал набивать табаком из кожаного кисета.
Сидевшая напротив Фей вставила в золотой мундштук новую сигарету. Ее белокурые волосы были зачесаны назад и оттеняли жемчужные нити на белоснежной шее. Она поймала взгляд Барретта и подмигнула, слегка кивнув в сторону отца и как бы давая понять, что момент наступил. Барретт посмотрел на Осборна, сидевшего во главе стола. Отец Фей отрезал кончик сигары и ждал, когда слуга поднесет спичку. Наконец они остались втроем. Во время ужина беседа за столом поддерживалась Фей, и речь шла о светских сплетнях и искусстве. О делах не разговаривали. Барретт ожидал, что за ужином зайдет разговор о предложении Осборна, но тот тщательно обходил дела молчанием. До Майка наконец дошло, что для Уилларда Осборна, по понятиям воспитанного человека, работа и еда несовместимы.
Ужин закончился, и через двадцать минут они с Фей должны были отправиться в театр.
Долговязый Уиллард Осборн выпрямился и посмотрел на Барретта из-под густых бровей.
— Ну что же, мы поговорили о кораблях и башмаках, о сургуче, королях и капусте, а сейчас, кажется, осталось обсудить самое важное — вопрос о вице-президенте. Мы договорились, что сегодня вечером вы дадите мне ответ, Майк. Вы готовы к разговору?
— Я только ждал, когда вы заговорите об этом, — улыбнулся Барретт. — Конечно, решение мое положительное. Я принял предложение в тот миг, когда вы его высказали, но не сразу дал ответ. Из-за Тэйера и Тёрнера. Сейчас я с радостью могу сказать, что эта проблема решена. Вчера я уволился.