— Замечательно, Майк! — радостно воскликнула Фей.
— Единственное…
— Я очень рад, — прервал его Уиллард Осборн. — Я знал, что вы можете уладить любую проблему. Очень хорошо. Значит, все идет по плану. К понедельнику ваш клиент будет готов. Я хочу, чтобы вы ознакомились с документами и коллегами и через неделю отправились в Чикаго с небольшим войском на переговоры о приобретении телестудии.
Майк Барретт не знал, как умерить воодушевление Осборна, и с тяжелым сердцем слушал его. Необходимо как-то его прервать.
— На моем пути осталось последнее препятствие, Уиллард.
— На пути к чему?
— К немедленному вступлению в должность. Понимаете, один мой друг, один из моих самых близких друзей, просит, чтобы я защищал его интересы на процессе, который скоро начнется в Лос-Анджелесе. Мне не удалось убедить его нанять другого адвоката. Он считает, что в этом деле нужен человек, который хорошо его знает и которому он может доверять. Я бы никогда не согласился, если бы не старая дружба. Он всегда хорошо относился ко мне, и я многим ему обязан.
Осборн положил сигару и придвинулся ближе к столу.
— Вы немного удивили меня, Майк. Не могу представить, какое важное дело могло бы вызвать задержку, о которой вы говорите. Что в этом деле такого особенного? Почему ему нужны только вы?
— Ну… — Барретт неловко пошевелился. — Это дело… Вся карьера моего друга зависит от его исхода. Прежде чем я расскажу о нем, если вы не возражаете, мне лучше вкратце объяснить, какие между нами отношения.
Уставившись на холодную трубку в своей руке и ни разу не подняв глаз, Барретт начал торопливо рассказывать о том, как познакомился с Филом, о годах учебы, о помощи Сэнфорда его матери, когда та серьезно заболела, о сложных отношениях Фила с его знаменитым отцом, об испытательном сроке на посту главы издательства. Потом, еще торопливее, Барретт поведал о «Семи минутах», аресте Бена Фремонта и решимости Фила Сэнфорда защищать в суде и продавца, и книгу.
— Сегодня утром по просьбе Филиппа я сообщил окружному прокурору, что мы отказываемся признать себя виновными, и пообещал Филу, если будет возможность, взять на себя защиту.
Он поднял глаза и посмотрел на Фей, которая сидела напротив, но увидел только ее точеный профиль, потому что она в тревоге повернулась к отцу. Потом Барретт усилием воли заставил себя посмотреть на Уилларда Осборна.
Обычно хладнокровное, похожее на лик патриция, сейчас его лицо слегка покраснело и выражало странную смесь изумления, разочарования и страха.
— Эта книга… — произнес он, выговорив слово «книга» как ругательное. — Вы собираетесь защищать эту мерзкую книгу? Не может быть! Вы шутите.
Барретт почувствовал легкое раздражение.
— Я не знаю, мерзкая она или нет. Пока только наш прокурор считает ее мерзкой, а противоположную сторону еще не выслушали. Я не читал «Семь минут», но тем не менее она заслуживает…
— Ничего она не заслуживает! — резко прервал его Осборн. — Она заслуживает, чтобы ее порвали и выбросили в мусорный ящик. Вы не знаете, грязная она или нет? Я искренне удивлен, что человек с вашими мозгами, Майк, делает такое замечание. Не нужно читать книгу, чтобы знать, пристойная она или нет. Это можно почувствовать по запаху. Лично я без всякого чтения прекрасно знаю, что это такое. Существует достаточно свидетельств, чтобы судить о ней. Я знаком с нашим окружным прокурором. Вы сами встречались с ним в этом деле. Он честный и приличный человек и далеко не ханжа. Если он считает возможным назвать «Семь минут» непристойной книгой, я не вижу причин не доверять его суждению. Если вам недостаточно его слов, вспомните ее историю. Сегодня утром ее напечатали все газеты. За исключением одного паршивого полуподпольного издательства в Париже, ни один издатель ни в одной стране более чем за три десятилетия не выпустил ее. И когда ваш так называемый «друг», чья мораль, несомненно, искажена злостью на отца, когда ваш друг решил издать ее, что случилось в самом начале? Книга попала в руки сына Фрэнка Гриффита, заставила забыть все моральные устои и спровоцировала на насилие.
— Пока это только слова потрясенного юноши, — попробовал возразить Барретт, изумленный горячность Осборна.
— Его слов мне вполне достаточно. Майк, может, вы не знаете, но я много лет знаком с Фрэнком Гриффитом. Он закупил сотни часов рекламы на моих телестудиях для своих многочисленных клиентов. Среди его клиентов самые крупные и уважаемые дельцы Америки, среди которых он пользуется прекрасной репутацией. Он истинный патриот и воспитал сына по своему образу и подобию. Только эта мерзкая порнографическая книга заставила юношу забыть все, чему его учил отец. Вы меня уже немного узнали, Майк, и согласитесь, что едва ли меня можно отнести к пуританам. Вы должны знать, что я против людей, которые ограничивают наши свободы. В мире телевидения я веду с ними войну, которая не прекращается ни на день. Но даже свобода имеет свои границы. Если позволить алчным и порочным людям делать все что угодно, они обратят нашу свободу против нас самих и испортят нашу молодежь. Я призываю открыть двери перед откровенностью и новым реализмом, когда они чисты и расширяют наш кругозор, но я требую захлопнуть дверь перед таким чудовищем, как «Семь минут». Ради вашего собственного блага, Майк, не говоря уже о нашем совместном будущем, надеюсь, вы пошутили, когда сказали, что будете защищать эту книгу?
Слушая Уилларда Осборна, Барретт испугался, но не самого Осборна, а неудержимого гнева, который нарастал в его душе. Он боялся, что этот гнев вырвется наружу и заставит произнести слова, которые перечеркнут его светлое будущее. Он не знал, что ответить, но, к счастью, сейчас ему и не пришлось ничего говорить, потому что Фей обратилась к отцу: