Семь минут - Страница 40

— Отец, я согласна с тобой, но, по-моему, ты совсем забыл то, что пытался объяснить Майк. Майк мог шутить или говорить серьезно по поводу защиты этой книги, но он с самого начала дал понять, что если возьмется защищать продавца, то лишь из чувства долга перед старым другом. Он пытался втолковать тебе, что согласился заниматься этим делом только из-за мистера Сэнфорда, а вовсе не из-за «Семи минут».

— Возможно, но сама мысль об участии Майка в этом процессе… — Осборн опять повернулся к Барретту. — Что касается старой дружбы, то я понимаю и приветствую ее, но по собственному немалому жизненному опыту знаю, что нельзя позволять дружбе становиться всесильной. Большинство из нас отдает дань дружбе, но мы никогда не должны при этом вредить себе. Помните это, Майк. — Он взял сигару и поднес к ней столовую зажигалку. — Теперь о вашей работе в «Осборн энтерпрайсиз». Я особо подчеркнул, что вы нам нужны немедленно, но нет таких вопросов, по которым нельзя было бы достичь компромисса. Сколько вам понадобится времени… на этот ваш процесс?

— Сейчас рано об этом говорить. Может, месяц, может, немного больше.

— Об этом не может быть и речи, — покачал головой Осборн. — Боюсь, это невыполнимая просьба. Я не могу оставлять пост вице-президента вакантным так долго. Придется искать другого кандидата. К тому же, честно говоря, меня весьма смущает еще один нюанс, связанный с вашей защитой книги Сэнфорда. Это будет, скорее всего, грязный и сенсационный процесс. Часть этой грязи неизбежно выплеснется на вас, а когда вы станете вице-президентом «Осборн энтерпрайсиз», запачкает и компанию. В глазах консерваторов, которые дают рекламу на наших студиях, вы и «Осборн энтерпрайсиз» предстанете не в лучшем свете. Мне будет очень трудно объяснить вашу роль в этом деле, особенно учитывая, что я даю вам такой высокий пост в компании, связанной со средствами массовой информации и влияющей на умы и молодежи, и пожилых людей. — Он неожиданно погасил сигару. — Какого черта я тут распинаюсь! Вы прекрасно понимаете, к чему я клоню. Вы достаточно умны. Поэтому я и хочу, чтобы вы работали у нас.

Осборн встал и отодвинул стул, опять мигом превратившись в добряка. Мимолетно улыбнувшись дочери, он одарил Барретта широкой улыбкой.

— Я знаю, что могу верить в ценности, которые вы исповедуете, Майк, — сказал он. — Процесс над «Семью минутами» едва ли можно будет занести в список ваших достижений. Для вас найдутся более привлекательные и важные дела. Мой вам совет — забудьте об этом процессе. Можете сказать своему другу Сэнфорду, что пытались меня уговорить, но я был непреклонен. Можете передать, что я даже отказался обсуждать отсрочку и потребовал, чтобы вы исполнили обещание, данное вами мне раньше, чем ему. Когда вы ему все это выложите, он поймет, что вы настроены решительно, перестанет пытаться использовать вас и сделает то, что следовало сделать с самого начала: найдет какого-нибудь адвоката, который не гнушается ничем и специализируется на защите порнографии и непристойностей, человека, лишенного вашей честности и порядочности. Что касается вас, Майк, я хочу, чтобы вы заняли подобающее вам место среди настоящих людей. Надеюсь увидеть вас в добром здравии рано утром в понедельник. А теперь идите и развлекайтесь. В конце концов, вам есть что отпраздновать.

Спектакль русского балета кончился без двадцати одиннадцать. Артистов раз десять вызывали на бис, потом — обычная пробка на выезде со стоянки, привычные заторы на шоссе, и только съехав с автострады, Майк смог увеличить скорость. Сейчас, в четверть двенадцатого, он ехал в своем автомобиле с откидным верхом по Сансет-стрит.

Фей без умолку превозносила достоинства «Спящей красавицы» и мастерство труппы Большого театра. Барретт неожиданно осознал, что почти ничего не помнит. Пока шел спектакль, он лишь краем глаза смотрел на сцену. Балерины, как пушинки, парили в воздухе и выделывали пируэты, но голова Барретта была занята мрачными мыслями.

— Эта новая балерина, — болтала Фей, — ну, которая танцевала принцессу Аврору… никак не могу запомнить эти ужасные русские фамилии… Ты не помнишь ее фамилию, Майк?

— Нет.

— Кажется, я еще не видела такого прекрасного балета. В программке написано, что эта роль прославила Уланову за один вечер. По-моему, эта девушка станет еще более знаменитой. Как ты считаешь, Майк?

— Да.

— Ее танец вдохновляет, от него хочется плыть… Смотри, «Виски гоу-гоу». Может, заедем?

— Что? Куда заедем?

— Потанцевать. Ты ведь даже не слушал меня. Плохое настроение?

— Не сегодня, дорогая. Как-нибудь в другой раз.

Они въехали в Беверли-Хиллз, и Барретт вновь замолчал. Фей пожала ему руку.

— Майк, дорогой…

Он покосился на нее. Прекрасное, но встревоженное лицо Фей напоминало хрупкое фарфоровое блюдо, пересеченное трещиной.

— Майк, в чем дело? Ты будто воды в рот набрал. Что тебя тревожит? Отец? Ты из-за него расстроился?

Она очень любила Уилларда Осборна, и Майк всегда настораживался, когда разговор заходил о нем. Правда, у Майка не было причин грешить на Уилларда Осборна, тот всегда хорошо относился к нему, но в глубине души Майк Барретт всегда считал Осборна отцом невесты и своим покровителем в служебных делах. Другие черты Осборна, так сказать, на человеческом уровне, Майк познавал через поведение его дочери. Порой, правда, очень редко, его удивлял не Осборн, а Фей. Тогда они сливались для него воедино, и ему трудно было их разделить. В тех редких случаях, когда Фей чем-то злила его, он не знал, по чьему почину она это делает, и вел себя осторожно.